Дед

Это была одна из его любимейших историй, Дед часто вспоминал её и рассказывая, никогда не мог удержаться от слёз.

Дело было в Бреслау, ныне Вроцлаве. Прошло всего несколько дней после победы, его часть задержали в этом городе, на границе Германии и Польши. Как-то днём его срочно вызвали в командование.

…Где-то на окраине, сообщили ему, есть катакомбы. Командованию стало известно, что там прячутся евреи, освобождённые из ближайшего концлагеря, к ним вроде-бы примкнул ещё кое-кто из партизан. На связь эти люди выходить не желают: то ли не доверяют, боятся, то ли просто не понимают, что от них хотят. К ним и по русски обращались, и по немецки, и по польски – никакой реакции. Деда попросили обратиться к ним как-то иначе, по свойски.

Вход в катакомбы, по краней мере тот, который знало командование, был заложен досками и наглухо забит изнутри, солдаты пытались сдвинуть доски, пробовали и так, и эдак – те не поддавались,

Ну что поделаешь, не взрывать же этот вход в самом деле?

Дед начал разговор на идиш, что было сил пытался он перекричать камень, дерево и пустоту – ведь прятавшиеся в недрах этих подземных лабиринтов могли обосноваться где-то очень глубоко и просто не слышать голосов, зовущих сверху.

Он кричал так громко, как никогда ещё не кричал, убеждал, уговаривал выйти наверх, уверял, что помогут, оденут, накормят и никто-никто, и теперь наверное уже никогда не посмеет обидеть или оскорбить

Ефим Лихтгольц (справа) с боевым товарищем.

Когда стало ясно, что разговор бесполезен, он решил спеть. Никогда в жизни не пел: ни до, ни после, не было у него ни голоса , ни слуха, а тут вспомнил песню, какую -то детскую , одну из тех что мама пела ему и братьям на идиш, когда укладывала спать

И… Чудо! Через несколько минут доски двинулись изнутри к наружи, и вскоре наверх, на свет, на свободу один за другим стали выходить люди – худые, грязные замученные, но счастливые. Их было немало, около двухсот человек, в тот день, именно в тот час, когда незнакомый солдат- еврей пел для них наверху детскую колыбельную , в катакомбах справляли хупу, а один из двухсот, лучше других сведующий в законе и традиции, благословлял молодую пару.

О герое рассказа.

В пойме реки Днестр, у живописных её берегов, расположена Лунга – ныне известная как часть города Дубэсарь, а в прошлом – дубоссарская слобода. Долгие годы местечко Лунга представляло собой один-единственный ряд домиков под камышовыми крышами, тянувшийся вдоль берега. Вероятно, уже к началу прошлого века ситуация эта изменилось – Лунга разрасталась, один за другим поднимались ряды домов вверх, по холму над рекой. В это время почти-что половина населения Дубоссар было еврейской.

15 декабря1902 года, в семье Гедалии Лихтгольца родился Ефим – из выживших сыновей он был старшим. Гедалия занимался извозом. Имея в наличии сани и телегу, он перевозил людей и грузы. Зарабатывал недостаточно, семья часто голодала. Довольно рано пришлось Ефиму задуматься над тем, как помочь родителям. Впрочем, в Лунге найти подработку было несложно – большая часть населения местечка занималась сельским хозяйством, лишняя пара рук, молодых и сильных, никогда не была лишней. Особенно нуждались в помощи владельцы табачных плантаций, тянущихся по верху холмов. Фима, а потом и его младшие братья, занимались доставкой воды к посадкам – черпали её вёдрами внизу, в реке и поднимали наверх.

Зимой 1911 года, во время переправы через замороженную реку, сани Гедалия провалились под лёд, сам хозяин с трудом, но всё-таки выплыл, при этом, однако, так промок и замёрз, что тяжело заболел. Его не удалось спасти. С тех пор заботы о благе семьи – к тому времени детей было восемь – целиком легли на плечи старших.

Грустную славу приобрело местечко Лунга в еврейской истории Бессарабии! В феврале 1903 года именно тут произошло убийство мальчика – христианина, послужившее поводом для кровавого навета. Газета «Бессарабец» заклеймила его как ритуальное. В апреле 1903 года одухотворённый клеветническими измышлениями газеты, плебс столицы поднялся на погром.

Дядя мальчика, хотя и признался в июне 1903 года, что это его рук дело – «стремился стать наследником и сам-же исколол труп «под жидов»» – джин был уже выпущен из бутылки, в местечке Лунга в 1903 и 1905 годах не раз имели место попытки своих собственных погромов – им противостояло еврейское население, собравшееся в дружины самообороны.

В годы с 1918 по 1920, когда Фима и его братья достигли юношеского возраста, в местечке орудовали петлюровские банды, а на постой был расположен белогвардейский семёновский полк, известный своим жестоким отношением к еврейскому населению. Опыт самообороны, унаследованный от старшего поколения, оказался полезен. Его пришлось, однако, всячески развить и укрепить.

Таковы были реалии детства и юности Ефима Лихтгольца. Жизненный путь старшего сына очень бедной еврейской семьи, жившей в местечке, где постоянная самооборона стала нормой жизни, по понятным причинам прошёл дальше через комсомол, а затем и красную армию.

Уже после гражданской войны, будучи молодым солдатом в армии Котовского, Ефим служил в Киеве. Интересна история встречи его с будущей супругой – совсем юной девушкой Розой.

Известно, что Роза должна была через несколько дней навсегда отчалить в Америку. Её увозил богатый, но весьма престарелый жених. Обстоятельство сие не весьма содействовало готовности девушки навсегда покинуть город, где оставались мать и сёстры. В Америке у неё никого не было.

Решающую роль во внезапной перемене всей Розиной жизни сыграл кулёк со сливами. Молодой солдат Ефим купил слив. Проходя через парк, заприметил он на скамье над Днепром плачущую девушку, подошёл к ней, угостил. За сливами Роза поведала бравому парню всю свою невесёлую историю. Необходимость спасать девушку стала очевидной. Роза больше не вернулась домой. Через день они заключили гражданский брак и уехали вдвоём вслед за армией.

Ефим прошёл всю войну, от Москвы до Берлина, был ранен, вновь вернулся в строй. После войны оказался с семьёй в Оргееве, где много лет работал в финансовом отделе исполкома. Я помню его кабинет, пропахший карандашами и промокательной бумагой: там работали в нарукавниках, громко перебирали костяшками счёт, листали гроссбухи, печатали на машинках.

Славное и мирное время. В определённой мере была в этом и его заслуга. У Ефима три внучки и четверо правнуков. Каждый год 15 декабря в Штуттгарте и Натании перед портретом его зажигаются свечи – помнят, очень хочется верить, что память сохранится надолго, ибо…родители наши живы, пока жива память о них, ибо… сказал Раби Иосеф: «Всё это есть во мне»

Милана Гиличенски. Штуттгарт. Германия